Глотов Георгий Фёдорович

154-й истребительный полк Майора А. А. Матвеева был одним из тех, на чью долю выпала нелёгкая задача прикрывать с воздуха наши войска, пытавшиеся пробиться к Ленинграду с востока - со стороны Большой земли. Малоизвестные когда - то Погостье, Виняголово, Кондуя, Смердыня, Кордыня что ни день упоминались тогда в боевых донесениях. Близ этих мест шли тяжёлые бои и на земле и в небе.

Особенно напряжённым был Март 1942 года. Ни один вылет не обходился без боя. Но самым тяжёлым для лётчиков оказалось 13 Марта. Механики едва успевали заправлять самолёты горючим и боеприпасами.

Прикрывая пехоту, отличился в тот день и командир первой эскадрильи Старший лейтенант Г. Ф. Глотов. Атаковав большую группу "Юнкерсов", он не дал им отбомбиться. Ушли они, недосчитавшись 2-х самолётов. Одного сбил сам командир, второго - его ведомые. А через день в газете появился приказ командующего фронтом о награждении Старшего лейтенанта Глотова орденом Красной Звезды.

16 Марта вылетов было так же много. Прямым попаданием реактивного снаряда  ( вооружили "эрэсами" американские самолёты Р-40 уже наши техники )  Георгий Глотов разнёс на куски вражеский "Хеншель-126", прилетевший корректировать огонь немецкой артиллерии.

До конца Марта полк уничтожил ещё 10 вражеских самолёов. А 1 Апреля - сразу 8 !   Лётчики посмеивались: ошарашили, мол, противника не первоапрельской шуткой, а чистейшей правдой. Это было действительно здорово - 8 бомбардировщиков за один день !   Да ещё неизвестно, добрались ли до своего аэродрома 3 "Юнкерса", которые ушли от линии фронта "с дымком"...

А теперь отдельно о Георгии Глотове - одном из лётчиков, которые наиболее отличились в Мартовских боях 1942 года. Отдельно не потому, что на следующий день после опубликования приказа о его награждении орденом Красной Звезды, Глотов снова сбил вражеский самолёт. И не потому, что через 2 дня зажёг "Хейнкель-111", а затем ещё 2 дня спустя - "Мессершмитт-110". Повод совсем иной.

Весной 1942 года он вдруг стал замкнутым, слова не вытянешь. Кургузая лётная куртка и кожаный шлем, плотно облегавший его голову, втянутую в меховой воротник, делали Георгия похожим на большую нахохлившуюся птицу. Раньше Глотов был общительным, весёлым. Друзья часто вспоминали как однажды, ещё перед войной, когда полк стоял на полевом аэродроме, Жора Глотов в ненастный вечер занимал лётчиков рассказами о том, как ходил когда - то в разных лаптях.

Его отец не успевал плести лапти на девятерых, и сыну, рвавшему обувку быстрей других, лапти заменялись по одному. Так он и щеголял почти всегда в одном новом лапте, а в другом старом. На этой почве у него даже получились нелады с местным попом, дочки которого дразнили Глотова Ёркой разнолалотным. Прозвище Ёрка не обижало мальчика. Дав сыну имя Георгий, родители так его не называли. Георгий стал Егором, а потом и вовсе Ёрой. Мальчишки даже в Ёршика переиначили. А вот то, что поповны дразнили разнолапотным, - злило. В отместку он частенько таскал поповских дочек за косы.

Священник пожаловался отцу, и тот дал сыну взбучку. Прослышав об этом, поповны совсем осмелели. Тогда Ёрка попросил отца сплести ему парные лапти, чтобы у девчонок не было причины дразниться. Отец отмахнулся, ему и без того хватало работы. Уважил он просьбу сына лишь спустя несколько лет, когда Ёра закончил сельскую школу и собрался уходить из родного села Отскочного в Усмань. Тут уж отец сплёл ему пару новеньких лаптей.

Только в Усмани, выкроив из скудной стипендии немного деньжат, студент педагогического техникума Георгий Глотов обзавелся первыми в жизни ботинками. Они были очень красивыми, но ходить в них с непривычки оказалось не очень - то ловко. Подошва не гнулась, скользила. В лаптях было куда удобней. На всякий случай Георгий завернул их в газету и сунул под кровать.

Лапти действительно пригодились студенту. Он обувал их, отправляясь в деревню. Идти из Усмани в Отскочное было не близко, и ботинок хватило бы ненадолго. Ходить же домой надо было чуть ли не каждую неделю. Хлеба наберешь - легче концы с концами сводить. До околицы Георгий нёс завернутые в газету ботинки под мышкой. Перед тем как войти в село, переобувался и аккуратно заворачивал лапти в газету...

Но вернёмся к весне 1942 года. Среди фронтовых фотографий той поры сохранилась вот эта. Сделана она 21 Марта 1942 года. Фотографу удалось запечатлеть Глотова в тот момент, когда он рассказывал лётчикам Василию Гнееву и Ивану Чемоданову о том, как им был атакован и сбит "Мессершмитт-110": чуть сдвинутый на затылок шлем, левая рука, изображающая немецкий самолёт, опущена. Её неотвратимо преследует правая рука, которая обозначает машину самого Глотова...

Лётчики, изображённые на фото вместе с Г. Ф. Глотовым, так же как и их командир, имели на своём счету значительное число побед: Василий Иванович Гнеев сбил 8 самолётов лично и 11 в группе, а Иван Иванович Чемоданов - 12 лично и 6 в группе.

...Аэродром 154-го авиаполка находился на берегу Волхова, но оттуда не доносилось ни единого звука - в полку оставалось лишь несколько самолётов. В ожидании, когда прибудут новые машины, летали по очереди. И конечно же, вынужденное безделье тяготило.

Но только ли этим объяснялось мрачное настроение Георгия Глотова ?  У него, командира эскадрильи, был самолёт, и, к тому же, забот хватало и без полётов. Нет, что - то здесь было другое. Однако спросить Глотова никто не решался. Он мог и обрезать. Однажды утром досталось от него инженеру из дивизии. Узнав, что тот приехал устанавливать на его самолёте фотоаппарат для аэросъемок, Глотов вскипел:

- Я бы унты сбросил, чтобы машине было легче, а вы в неё такую бандуру суёте. Фотоаппаратом вражеский самолёт не собьёшь, а я ведь, как - никак, лётчик - истребитель. Сами бы и занимались фотографией.

Потом он, наверное, жалел, что незаслуженно обидел инженера. Знал ведь, что с помощью фотографий артиллеристам и бомбардировщикам легче накрывать цели, всё знал, а вот не сдержался.

Дня за два до этого обрушился на своего механика, и всё из - за того, что сержант принялся рисовать на фюзеляже ещё одну звёздочку. Механик слышал от лётчиков, что Глотов сбил очередной немецкий самолёт, и решил сделать командиру сюрприз: покуда он докладывает о только что происходившем бое, на самолёте появится свеженькая звёздочка.   Десятая !

Вернувшись с командного пункта, Глотов бросил на механика взгляд, не обещавший ничего хорошего. Негромко, зато очень внятно спросил:

- Вы что это ударились в живопись, вместо того чтобы готовить самолёт к очередному вылету ?

Механик растерялся. Хотел стать смирно, но мешали кисть и баночка с краской. Держа их в неловко оттопыренных руках, он сказал, что хотел отметить новую победу командира.

- Новую победу ? - переспросил Глотов. - А вы её видели, эту новую победу ?

Сержант сослался на лётчиков. Они, мол, рассказывали, что атакованный командиром "Мессершмитт" с дымом пошёл вниз.

- Это я тоже видел, - прервал его Глотов. - Только запомните: не всякий самолёт, который снижается с дымом, обязательно сбит. Может быть, он спокойно додымил до своего аэродрома, и, пока вы здесь художничаете, его подремонтируют. А завтра, глядишь, опять появится над линией фронта.

И вдруг резко, даже зло приказал:

- Быстро замажьте свою живопись !

Была, оказывается, довольно веская причина для плохого настроения командира эскадрильи. Перед тем как стать матерью, жена Георгия Глотова уехала к родным. И вдруг война. Село Дубровичи, в котором жили родственники жены, и Шмойлово, где находилась сельская больница, были не так уж далеко от аэродрома. Но вырваться туда Глотову не удалось. Начались бои, и просить отпуск не хватало совести. Да и мог ли он подумать, что 9 Июля 1941 года, на 18-й день войны, немцы захватят Псков, от которого до Шмойлова и Дубровичей не набиралось и 50 километров.

Возвращаясь в тот день с задания, Глотов завернул туда посмотреть, найдется ли место для посадки. Прошёлся даже на бреющем и решил, что сесть можно вполне. А сбегать в деревню недолго. Как - нибудь втиснул бы жену и ребёнка в самолёт.

Ещё раз пронёсся над самой землей - ни рытвин, ни камней. Но не сел. Набрал высоту и ушёл. Он понимал, что, если даже всё обойдется благополучно, ему этого не простят. Не наказание пугало его, нет. Он представлял себе, с каким укором будут смотреть на него лётчики. Чего доброго, кто - нибудь скажет: "Такая война, а ты боевой самолёт приспособил для своих семейных дел !".

На следующий день Глотов всё - таки согрешил. Выпало ему лететь на разведку. Сделал он всё точно по приказу, а потом не выдержал, развернулся и на бреющем выскочил к деревне Шмойлово. Глянул - больница горит. Пролетел над Дубровичами - ни души, будто вымерло всё село. В тот же день туда вошли немецкие войска. А на следующий они ворвались в Порхов. Шмойлово, Дубровичи и вместе с ними вся эта местность очутилась по ту сторону фронта. С той поры никаких известий о родных у Глотова не было...

Потом его перевели командиром эскадрильи в 159-й истребительный авиаполк. А осенью 1942 года он погиб.

Случилось это 30 Сентября. В тот день, в бою над Синявином, ведомый Глотова был атакован сзади. Самый страшный удар в воздушном бою - это удар сзади. Ведомому Капитана Глотова грозила неизбежная гибель. Командир бросился ему на помощь, но тут другой немецкий истребитель атаковал самого Глотова. Конечно же, он заметил опасность, и у него ещё оставалось время выскочить из - под удара. Но тогда наверняка погиб бы товарищ. Глотов сбил "Мессер", который уже ловил в прицел ещё неопытного лётчика.

Это была последняя победа Капитана Г. Ф. Глотова. Только механику не удалось нарисовать на фюзеляже командирского самолёта очередную звёздочку. Капитан спас ведомого, сам же спастись не успел...

Список всех известных побед Капитана Г. Ф. Глотова:
( Из книги М. Ю. Быкова - "Победы сталинских соколов".  Изд. "ЯУЗА - ЭКСМО", 2008 год. )